Как бы то ни было, а тайны Северино любил, пожалуй, еще меньше, чем море (если, конечно, допустить, что такое возможно). Чертово письмо ему притащил запыхавшийся солдат, ссылавшийся на то, что под конец смены он встретил не пожелавшего назвать своего имени сеньора, который дал ему наказ передать конверт капитану.

Текст был мастерски амбивалентен, и, как несложно догадаться, этот факт удручал Северино еще больше. Вроде как его звали на некоторое закрытое мероприятие, но при этом упоминали его профессиональные качества и занимаемый пост. Северино читал и перечитывал текст, по привычке шевеля губами и спотыкаясь на каждой фразе, но по-прежнему не мог понять, чего же от него хотят - исполнения долга или все-таки участия. Послание явно сочинял кто-то грамотный и хитрый, и Северино, не обладая ни тем, ни другим, даже начал завидовать обладателю ровного красивого почерка.

Раз за разом проваливая попытки выяснить из текста, чего же от него хотят (а, вернее, захотят после полуночи), Северино начинал чувствовать себя странно и глупо. Тем временем солнце уже клонилось к закату, и времени на размышления осталось не так много. "Ко всем чертям, - он смял лист в кулаке. - А то мало у меня приключений было. Особенно тех, которые содержат тайны, чтоб их". Вслух к этому добавилось крепкое английское словечко, подцепленное им черт знает когда и где.

Решение, как обычно, далось ему легко, и на сердце сразу стало спокойно.

День стремительно завершился, оставив после себя лишь быстро затухающие на западе розовые отблески. За сегодня Северино порядочно устал, а потому решил лечь спать пораньше. Стоя возле кровати при свете свечи, он начал было раздеваться, как вдруг пальцы его наткнулись на что-то скомканное в кармане. Успев начисто забыть о письме (ненужная информация покидала голову начальника стражи в тот же самый момент, как поступала в нее), он с удивлением вытащил бумажку. В глаза ему бросились слова "Седьмой избранный".

"Решил же не ходить," - не думая долго, он расправил послание и поднес его край к пламени свечи. Но в тот же момент, как краешек почернел, Северино отдернул руку так, словно горела его собственная плоть. Он скосил глаза на тазик с водой, приготовленный для вечернего умывания. С такого расстояния и при таком освещении он не мог видеть собственного отражения, но это и не требовалось - он и так прекрасно помнил свою внешность.

"Ну и, спрашивается, где я достану такую маску, которая бы скрыла мое... кхм, лицо?" - спросил он у себя с обычной иронией. Пальцами свободной руки он привычно проследил длинный и шрам от скулы до скулы - и тут же вспомнил, что вообще-то маска у него есть. Несколько лет назад он и его ребята оказались втянутыми в местный карнавал - как обычные охранники, но требования гласили, что у каждого должна быть маска. И всем, понятное дело, их выдали.

Все еще толком не понимая, зачем он это делает, Северино начал перерывать шкаф в поисках подходящего плаща и той самой маски, спрятав смятое и обгоревшее письмо обратно во внутренний карман - туда, где до этого имела право лежать только книга с тисненым крестом.

Точно к полуночи он, укутанный в плащ с капюшоном, подошел к двери "Лисы и винограда".

Отредактировано Северино Мойя (2016-03-26 18:01:33)

День привычно клонился к вечеру, и жаркое солнце позолотило черепицу крыш. Крикливое вороньё собиралось в стаю, чтобы совместно устроиться на ночлег среди ветвей деревьев, опоясывающих старое кладбище, находящееся прямо за собором. Рыночная площадь постепенно пустела, освобождаясь от шумных торговок, вездесущих мальчишек и уличных плясунов. Флав смотал тросы, подобрал тонкие лёгкие шесты, уложил в заплечную сумку деревянные булавы. Тугой кошель приятно оттягивал накладной карман. Дела цирка «Lucero del alba»* в последнее время шли не лучшим образом.  Чтобы держаться на плаву и прокормить не только себя, но и животных, труппе приходилось помимо официальных представлений зарабатывать и частным образом. Каждый крутился, как мог, привнося в общий котёл пятьдесят процентов от заработка на стороне. Флавио Коста был одним из немногих, кто мог позволить себе не ежедневные сборы.  В отличие от дрессуры его инвентарь не требовал ни еды, ни питья. Да и сам канатоходец прекрасно обходился благосклонностью трактирщиц и хозяек комнат в наём. Если за ужин иногда приходилось платить, то кров над головой и постель с пышногрудой мягкотелой, тёплой, как парное молоко и пахнущей пряностями хозяюшкой очередного « Пескаря и хлеба», доставалось ему совершенно бесплатно. Главное вовремя подсуетится, чтобы быть в курсе местных сплетен и не огрести от поставленной «доброжелателями» в известность ревнивой  пышнотелой особы, поварёшкой или сковородой, на которой до этого так приятно шкварчали караси. Впрочем, о непостоянстве Куэрда знало большинство его амурных знакомых. И они обычно разумно прощали маленькие грешки канатоходца, за сладкие постельные утехи. Не смотря на это, Коста преданно служил цирку, считая своим долгом вносить лепту в общее дело. Пиро Мориньё – владелец шапито настолько состарился, что с трудом выходил из своей давно уже лишившейся колёс жилой повозки. Ему не раз предлагали перебраться в наёмное жильё, но старик отказывался, аргументируя тем, что в его логове до сих пор пахнет ветром свободы. На самом деле аромат свободы яро отдавал стариковским духом, тленом одежды, горечью настоек и мазей. Не смотря на это, Мориньё уважали. Для многих из труппы он являлся кем-то вроде приёмного отца, учителя и друга.
  Понимая, что настали трудные времена, старый  Пиро несколько раз созывал труппу и предлагал ««Lucero del alba» сняться с насиженного места и отправиться  на заработки. Но каждый понимал, что Мориньё не выдержит дороги. Циркачи не сговариваясь согласились остаться в городе ровно до того момента, как Пиро отдаст богу  душу. Старик заслуживал покоя.
- Куэрда, голубчик, - краснощёкая дочь толстозадой зеленщицы, ловко укладывая в корзину остатки пучков, подмигнула эквилибристу, - лови, красавчик!
Канатоходец подхватил брошенное ему  крепкое яблоко.
- Спасибо, Матилья!
Флавио махнул девушке рукой и весело заулыбался, наблюдая, как торговка заругала дочь, тыкая девушку носом в наполненную подвявшим товаром кладь и не одобряя проявленного ей внимания к такому проходимцу. Коста  перемигнулся с зардевшейся и совершено не обижающейся на мать девчонкой, перекинул шесты через плече и пошёл через площадь, сочно хрустя подаренным яблоком…

Укладывая инвентарь в закреплённый за ним угол закулисья шапито, Флавио уселся прямо на  посыпанный опилками смешанными с песком, пол, отсчитал положенную сумму монет, остальные завернул в платок и запрятал в кованный сундук , стоявший там же, между рядами цирковых  клеток.
-  Куэрда, - из-за вольера с ярким крупноклювым арой показался щупленький мальчишка лет десяти, - Куэрда, у меня кое-что есть.
Лучи -  черноглазый, черноволосый, смуглый, как осенняя грязь в разбитой повозками колее и такой же вертляво-скользкий, поманил эквилибриста. Мальчишка возбуждённо сверкал глазами и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
- Привет, «Ящерка», - Флав открыто улыбнулся, - ты, как нельзя кстати, - поманил, вытаскивая из кармана затвердевший с  утра имбирный пряник, -  День был жарким. Полей мне, ополоснусь.
Мальчонка подбежал, засверкал белозубой улыбкой, цапнул пряник одной рукой, а взамен вложил эквилибристу в ладонь помятый и запачканный конверт.
- Зара сказала, что ты грамотный, - зачастил он, прыгая на одной ноге и вгрызаясь в зачерствевшую плоть выпечки, - Зара сказала, что это могут быть долговые расписки, - продолжал он, сыпля изо рта сладкими крошками, - Зара сказала, что за письмо можно спросить денег, если оно важное, -  не даром он имел прозвище «Ящерка», потому что не стоял ни секунды на месте, - Зара сказала…
- Откуда? – задал Коста риторический вопрос мальчику.
Любому было понятно, что «Ящерка» обчистил чей-то карман и вместе с монетами прихватил и белоснежный конверт. Удивительно было не это, а то, что мальчишка просто не выбросил его в сточную канаву, а притащил зачем-то своей великовозрастной подруге Заре, пятнадцатилетней наезднице цирка.
- Выбрось, - отрезал Флавио, ловя вертлявого за плечо и всовывая конверт в его грязную ручонку.
- Но Зара сказала…
- Шантаж – это плохо, - Куэрда расстегнул пуговицы на рубашке и обнажился по пояс, - неси воды.
Не то, чтобы Коста был  законопослушным гражданином, просто Флав не раз видел, как кончали те, кто решался шантажировать адресатов вот таких вот белоснежных конвертов.
Мальчишка вытер рукой рот, сбегал за деревянной лоханью воды, поставил на пол и  уставился прямо в лицо эквилибриста своими ясными умоляющими угольками.
- Ну, Куэрда, ну, давай, почитаем… хотя бы, - он пару раз мигнул, как не выспавшаяся сова, - Зара говорит, что синьоры красиво пишут…
Флав расхохотался:
- Хочешь Заре елеем уши залить?
«Ящерка» вспыхнул, затоптался у лохани, замычал что-то нечленораздельное, уставился на воду.
- Ладно, - сжалился Коста, - но сначала мыться.
Лучи услужливо подхватил лохань, тонкой струёй поливал меж лопаток, нагнувшегося и подставлявшего под холодную воду спину, канатоходца, вываливая на его уши, вместо предназначенного для наездницы елея,  ворох произошедших с ним за день событий…

Спросили бы Флавио зачем он ввязался в это странное предприятие и  он ответил бы что угодно. Начиная от того, что это большая честь, раскрыть заговор государственных преступников или заговорщиков против священной церкви и кончая тем, что «Lucero del alba» остро нуждается в  деньгах, а оргии, как нельзя кстати, могут способствовать обогащению цирка. Каким это образом, Коста наверняка смолчал. Но истина была до  банальности проста – любопытство. Оно не оставило Куэрда ни единого шанса на то, чтобы разумно поступить с белым конвертом, как он и предлагал мальчишке. А именно: выкинуть его в сточную канаву. Любопытство нашло для Флавио Косты тёмно-зелёную бархатную маску, закрывающую всё лицо, кроме выреза глаз и губ,  такого же бутылочного цвета плащ, укрывавший коньяк его волос и фигуру. Любопытство пригнало в глухой ночи прямо к задним дверям трактира «Лиса и виноград» . Любопытство отвечало его голосом на кодовый вопрос: «Десятый избранный явился». Оно же вело его в полутьму и издёрганный  тенями и пламенем факелов и свечей зев помещения. Куэрда вглядывался в присутствующие маски, теперь надеясь лишь на то, что ограбленный «Ящеркой» получатель конверта не заявится с громкими криками и требованиями.

* «Утренняя звезда».

Конверт как будто сам тянулся к холеным рукам, напрашиваясь первым в очередь на благосклонное внимание лорда, кокетливо выставив острый краешек из общей кучи корреспонденции, невежливо сваленной на бюро. Фрэнсис с улыбкой потянул за край, встряхнул легонько – так, бывало, избавлял от кружевной подвязки стройную ножку какой-нибудь прелестницы. Как знать, быть может и это послание – как раз удачное приглашение к необременительному времяпровождению в приятном обществе. Однако какая смелость – вот так, не таясь… Начав с удовольствием фантазировать о возможном содержании послания, Кэмпбелл с некоторой поспешностью вскрыл конверт, бегло пробежался взглядом по строчкам, и в первые мгновения ни черта не понял. И даже был немного разочарован – никаких признаний, никаких засушенных розовых лепестков и прочего, могущего указать на отправительницу. Вчитался повторно, и весело улыбнулся.
Приключения разного пошиба с завидным постоянством находили Фрэнсиса всю его сознательную жизнь. А если медлили, обходили стороной, то Кэпмбелл запросто создавал их сам, это ведь до смешного легко.
- Однако, что бы мог означать сей маскарад? – пробормотал он вслух, уже точно зная, что поедет, непременно поедет, и условия выполнит. Не всякий день начинается так славно-интригующе, и грех не воспользоваться.

- Куда это ты на ночь глядя собрался?
Кэмпбел досадливо поморщился, обернулся, держа маску в одной руке, шляпу – в другой.
- А ты опустилась до шпионства? – насмешливо ответил вопросом на вопрос. Опираясь на перила широкой лестницы, сверху вниз на него смотрела леди Кэмпбелл. Все еще хороша собой, - в этом достоинстве Фрэнсис супруге пока что не отказывал. Но надолго ли? Пристрастилась к содержимому графского погреба, и уже даже не скрывает сего. Пожалуй, в том была вина самого Кэмпбелла, но когда это он давал себе труд задуматься и повиниться?
- Тебе лишь бы из дома улизнуть! Опять к своим шлюхам? Спасибо хоть сюда их не тащишь! - скандал набирал обороты, супруга медленно спускалась в просторный холл неуверенными шагами, будто под ней были не прочные плиты, а палуба корабля, попавшего в шторм.
- Доброй ночи, дорогая, - выпалил Кэмпбел, отвесил поклон и выскользнул в сумерки. Вскочил на коня, рванув поводья из рук слуги, и стремительно вылетел за ворота замка, будто если чуть медленнее – то супруга непременно догонит.

А вот и трактир, место таинственной встречи. Впрочем, Кэмпбелл не слишком обольщался, и предполагал, что таинственность довольно скоро разъяснится. Но это обстоятельство ни в коем случае не умаляло привлекательности приключения, которое обещало ждать за запертыми дверями.
- Пятый избранный явился, - отозвался на вопрос, как и было оговорено в послании. Усмехнулся под плотной маской, следуя за провожатым. Оглядел убранство зала и столов, а так же – немногочисленных пока гостей, упрятанных под масками. Дам пока не наблюдалось. Или их не будет вовсе? Вступать в беседы с незнакомцами, которые вполне могли оказаться даже давними приятелями, Кэмпбелл не спешил, сдержанно кивнул в знак приветствия.

Отредактировано Фрэнсис Кэмпбелл (2016-03-29 06:28:58)

Бывают дни счастливые и несчастливые. А бывают вот как этот чертов день, когда ты остался без самой грошовой монетки, да что там без монетки, практически догола раздели, по-крайней мере камзола было откровенно жалко, да и добротного кожаного дублета, если уж об этом говорить, было жальче вдвойне, хотя последний был выигран только позавчера, и Дон Руэда еще не успел даже свыкнуться с ним. Легко пришло, легко ушло. В карманах не осталось не то что эскудо, даже эскудильо не завалялось - карман вызванивал робко медью. 
Кайо Руэда откинулся на спинку стула, чертыхнулся и задумчиво оглядел оставшихся за столом игроков. Его бывший соперник, благоразумно решив, что выигрыша вполне достаточно на сегодняшний вечер, удалился со всеми вещами и золотом, невзирая на рьяные уговоры дать отыграться. Да и выглядел этот тип, надо признать, как отъявленный пройдоха, и не выпей благородный дон за обедом излишка красного, он бы опомнился гораздо раньше. Но вино туманило голову и заставляло видеть в каждом встречном если не врага, то самого близкого друга. Сейчас винные пары немного отпустили, оставив после себя раздраженное желание нарваться хоть на какое-нибудь приключение с целью окончательно прочистить голову, закрепить урок и стравить нарастающую склочность. Оставшиеся за столом разбивали эту надежду вдребезги. Хилый всклокоченный юнец, судя по кружевам на рубашке, отпрыск какого-то из местных благородных семейств, оставшийся без присмотра и без кошелька, и дородный торговец, за плечом которого маячил угрюмый тип с перебитым носом. Торговец, впрочем, заметив внимание к себе, неприятно улыбнулся и поднялся из-за стола, явно не собираясь продолжать игру с новоявленными голодранцами.
Дон Руэдо перевел оценивающий взгляд на визави и кивнул сам себе. Если раскрутить парнишку на довольно безвкусные ножны, благо кинжал тот уже проиграл, то есть определенная надежда на ужин и постель сегодняшним вечером, а там посмотрим чем заняться. Осталось только понять на что крутить, если ничего нет. Ставить свое собственное оружие Руэда не собирался, велика честь, и глупость столь же велика, по-крайней мере этот урок он выучил еще в далекой юности.
- А что благородный дон скажет, - он перегнулся через стол, разливая остатки вина, - если мы сыграем в кости по маленькой, исключительно завершить этот вечер хотя бы одним выигрышем?
Юноша покосился на него недоверчиво и скептично, и Кайо улыбнулся шире и доброжелательней.
- О, ничего такого, исключительно формальность, мой друг, плохо когда удача уходит сразу от обоих, а? Вот скажем у меня осталась пара тройка монеток.
Честно говоря, он никак не рассчитывал, что у юнца хоть что-то осталось, кроме этих самых ножен, уж больно азартно тот пытался отыграться. Однако тот, покусав губу, выложил на стол конверт, отсвечивающий матово-золотистым в отблесках свечи. Конверт был вскрыт и Руэда вопросительно взглянул, протягивая руку, чтобы ознакомиться со ставкой. По диагонали прочитав краткий и туманный текст он задумчиво нахмурился. Рисковать парой вполне реальных монет за призрачное удовольствие и непонятные страдания как-то сильно смахивало на неравную сделку, к тому же и маски у него не было, таким образом все эти возможности так и оставались призрачными. Юнец правильно истолковал его скепсис и криво улыбнувшись добавил к конверту скомканный клочок черной ткани, на проверку оказавшейся узкой черной маской, в которой Руэдо, если подумать, весьма смахивал бы на енота.
- Ужин-то хоть будет? - скучно осведомился благородный дон, и подтянул к себе стаканчик с костями, получив утвердительный кивок.

- Пятнадцатый значит, - пробормотал он позже, изучая письмо подробнее, - избранный. Что же выбрать то: красное или белое? - две последние монетки настойчиво требовали, чтобы и их просадили прямо сейчас.

Отредактировано Дон Кайо Руэда (2016-03-30 16:29:03)

Маркиз уткнулся невидящим взглядом в сереющий сад за окном, погрузив нос в смятый в руке шейный платок Матео.  Случайно забытый шелковый лоскут еще хранил запах кожи любовника и, казалось, частичку его тепла, напоминая о ладно сложенном теле, к которому хотелось прикасаться без конца, если не руками, то взглядом.  Порой  Меркадер казался Хименесу ожившим изваянием мастера Микеланджело, пробуждая в маркизе  то неподобающее благоговение, то неясный колкий страх быть ограбленным. Наверное, правильно было бы просто позволить любить и себя, и самому. Но этого мужчина не умел и не мог, подозревая виконта во всех тяжких во время его отсутствия. Слыша откровенные признания, отвечая теми же словами, но так и не сумев поверить в них до конца, прятал свои сомнения в похоти и капризах.
Зачем он затеял эту игру сейчас? Чего ему не хватало в ласковых объятьях безупречно терпеливого мужчины? Почему обычной тихой измены ему было не довольно? Зачем ему было оплетать паутиной безумия своих близких? Куда рвалось его неспокойное сердце, какой перемены или доказательства требовало? Маркиз не понимал, да и не хотел понимать ни причин, ни возможных последствий своей затеи. Он загорелся ею и долгие дни вынашивал как мать носит дитя под сердцем, составляя точную инструкцию для своего доверенного лица, сеньоры Альбы. Он все продумал, все до мелочей: место, кого, с какими склонностями и как пригласить; не забыв поглумится над братом, отправив ему приглашение через наемника; даже неожиданность в виде нескольких приглашений неизвестным. И чтобы снять с себя ответственность за намерение побыть на месте Создателя, играя чужими жизнями, вплел себя непосредственным участником, желая испытать на собственной шкуре есть ли у мироздания  чувство юмора.

- Сеньор, время отбыть, - с пол часа молчаливо ожидающий его камердинер напомнил о себе извиняющимся тоном. И, правда, пора. Маркиз еще раз втянул носом аромат вещицы, оставляя платок на подоконнике, позволяя Луке надеть на себя маску и плащ.

Маркиз представился привратнику девятым и беззвучно вошел в комнату, приветливо кивнув заметившим его сеньорам. Рассудительно спрятав свое безмолвие за бокалом вина, осмотрелся, развлекаясь игрой в угадывание «кто из приглашенных господ под какой маской», прислушиваясь и пробуя на вкус ощущение собственного «инкогнито».
Матео в своем подарке он приметил сразу, но намеренно остался поодаль, чтобы не выдать себя раньше срока, пусть даже речь шла о каких-то минутах. Педро понимал, что любовник его узнает, стоит только заговорить, или приблизиться на расстояние достаточное для чуткого обоняния виконта, да просто попасться ему на глаза.
Не все приглашенные сеньоры откликнулись, кто-то, может, опаздывал, но и тех, что собрались, было более чем довольно, чтобы наполнить вечер новыми смыслами, соединив всех одной общей тайной.

Отредактировано Педро Хименес (2016-04-02 22:01:29)

Шаги были женскими – легкими, чуть суетливыми, словно дама спешила, но сдерживала свой порыв вбежать в залу. Тяжелая драпировка, которую цирюльник тут не помнил и видимо повешенная специально на эту ночь, нехотя пропустила небольшую фигурку. Вега понимал, что вряд ли кто, кроме Альбы Веласко будет допущен сюда, но глаза отказывались верить – скромная трактирщица превратилась в колибри, переливаясь в полутьме заманчивым блеском тайны и очарования.
Казалось, Теодор только сейчас очнулся, приходя в себя – незаметно для него зал наполнился фигурами в темных плащах и масках. Одни мужчины. И осанка многих говорила о том, что если здесь и не цвет общества, то соцветия к нему приближенные.
Он сидел за столом один, но и все прочие рассаживались отдельно, будто желая пока хотя бы временно соблюдать дистанцию – как дуэлянты, не знающие друг друга, со стороны изучают повадки противника.
Альба заговорила, прошлась по залу – Вега беспрекословно сунул ей в руку Приглашение, получив взамен перстень с цифрой «4». Растерянно покрутив перед глазами, он все же надел его, в тайне надеясь, что как в арабской сказке после этого станет невидимым и исчезнет отсюда. Но никто не исчез – сеньоры вокруг тоже надевали кольца и внимали дальше словам дамы.

Чем дальше, большие сожаления кусали цирюльника за все доступные части совести – да что его принесло в неведомую компанию? Какой такой великий богатый сеньор возжелал увидеть лично его на своем празднике? А может, это чья-то месть? Может, он кому-то удалил не тот зуб или слишком болезненно прижег геморрой? И вдруг сеньор пригласил сюда всех своих врагов, чтобы сжечь скопом – вот ему-то праздник будет!
От таких мыслей стало неуютно. Вега заерзал, налил себе вина и опорожнил бокал наполовину. Потом причастился до дна. Когда ему немного полегчало и напряжение отпустило свои клещи, до его слуха долетело наименование собственного номера.
«Альфа – 4. Омега – 5»
«Четыре… Четыре же! Это я!»
Он судорожно принялся искать взглядом номер пять – своего Омегу. Сидевший неподалеку статный мужчина встретился с ним глазами. Теодор чуть поклонился.
«И что я могу написать незнакомому сеньору? Или … знакомому?»
Цирюльник посмотрел на стол – за рядом бутылок вина стояла чернильница, перо и бумага лежали, чуть отодвинутые на край стола, а потому не сразу замеченные. Поскольку все Избранные взялись за дело, Теодор тоже сдвинул брови и уставился на Омегу – поедать того взглядом после еще одного бокала вина стало намного вкуснее.
«Может быть, надо хотя бы познакомиться? Никто же не говорил, что это запрещено…»
Или уж сразу огорошить порывом чувств?
Из-под маски он чуть улыбнулся нежданному напарнику и вдруг вывел буквы – рука дрогнула, ставя небольшую кляксу: все же ему привычней держать в руках ножницы.

Дождавшись, когда чернила высохнут, Вега скрутил бумажку в небольшой свиток и подошел к столу Омеги, передавая тому послание. Отдал, выдохнул через ноздри и вернулся на свое место.

После поста Странника и Фрэнсиса Кэмпбелла Номер на втором этаже трактира - для Фрэнсиса Кэмпбелла и Тео Веги

Отредактировано Тео Вега (2016-04-06 18:10:57)

Педро Хименес,
Северино снова оглядел свою руку, облаченную в перчатку. Кольцо с цифрой 7 поместилось только на его мизинце. "Я не знаю, кто и зачем все это затеял, но знаю, что он completely looney*", - подумал Северино - именно так, именно с этим английским выражением, по его мнению, больше всего подходящим под характеристику человека, способного для одного лишь вечера изготовить десяток серебряных перстней с цифрами и раздарить их пришедшим.

Почему-то Северино до последнего был уверен, что его номер просто не назовут. Или же он хотел так думать - разобраться в своих чувствах не было ни возможности, ни времени. Однако до самого конца он не мог поверить, что никто не сказал: "Приносим свои извинения, сеньор, вас нет в списке, произошла какая-то ошибка", "Похоже, конверт попал не к тому человеку" или... о, да, этого капитан ждал больше всего, "На вас не нашлось пары". Он бы не удивился - ничуть. За последние полтора десятка лет он давно привык именно к такому повороту событий. Он знал, как солдаты зовут его за глаза. "Стальной Мойя", "капитан-одиночка" или, особо любимое ребятами прозвище - "Севэро", представляющее собой комбинацию его имени и испанского severo - суровый, строгий, опасный. Северино не делал ни единой попытки искоренить это - да и зачем рушить годами выстраиваемый образ?

Он так привык к постоянному одиночеству, что чуть дернулся, когда назвали номер его пары на сегодняшний вечер. Еще какое-то время он не сводил взгляд с единственной присутствующей женщины, как бы ожидая, что она заглянет в список и скажет: "Pardonne-moi, номер девять в паре с другим номером. А седьмой... стойте, я что-то не вижу его". Однако сеньорита молчала. Участники потихоньку начали находить друг друга, а Северино все ждал - непонятно чего.

В следующий миг воздух кончился в его легких, потому что, наконец, все сказанное хозяйкой дошло до него в полной мере. Стихи! Тысяча чертей!

Северино не просто не умел сам их сочинять - он даже толком никогда их и не читал, не считая библейских, которые, если подумать, вообще с трудом попадали под определение "стих". Стихи капитан считал запредельным для себя искусством. Северино очень радовался, что маска и полумрак зала скрывает его расширившиеся от ужаса глаза.

"Интересно, а я могу просто уйти отсюда?" - пришла в голову тут же отвергнутая предательская мысль. Вариант бросить все и уйти мгновенно окрасился в монохромном мировоззрении Северино цветом трусости и позора. "Как будто мои попытки стихов - это не позор", - ехидно заметил он сам себе, однако об уходе больше не думал.

Краем глаза он заметил сеньора, начавшего увлеченно писать свои стихи на бумаге. Такой вариант капитан отмел сразу - хорошо, если он закончит послание к утру. О количестве ошибок он не хотел даже думать. Он представил себе сеньора под номером девять, который читает письмо и заливается хохотом, и это заставило его улыбнуться.

Как во сне Северино пошел вдоль зала, рассматривая в неверном свете свеч номера на кольцах. Его голова была так пуста и легка, как если бы ее вообще не было. Он не имел ни малейшего понятия, что он собирается говорить своей "омеге".

"Девятый избранный" нашелся на дальнем конце зала. Секундная пауза, Северино сжал маленькую книжку в кармане. "Что делать? Я не умею не умею носить маску, не умею быть кем-то, кем я не являюсь", - в отчаянии думал он.

И словно услышал ответ: "Зато ты отлично умеешь быть собой. Это у тебя получается лучше, чем у всего остального вместе взятого мира. Просто будь собой".

- Не покривлю душой, сеньор, мы незнакомы,
Сокрыт плащом ваш облик, маскою - лицо.
Что привело меня к вам? Зыбкие законы
И с номером из серебра кольцо.
Не скрою, я совсем не из пугливых,
И хорошо владею я собой.
Не покривлю душой, и вы, сеньор благочестивый,
Попробуйте не покривить при мне душой.

Слова лились из него сами, Северино слышал свой голос словно со стороны и удивился, как непохоже на себя он звучит. "Может, оно и к лучшему. Я не знаю, чем закончится этот вечер, но подозреваю, что анонимность мне не помешает".

_____
*completely looney - абсолютный псих, полностью не в своем уме, совершенный чудак (англ.).

Отредактировано Северино Мойя (2016-04-03 09:20:03)

Брат Анри

В опоздании, допустимом, конечно, строгими правилами этикета, кроме нескольких недостатков есть и множество преимуществ. Например, томиться в ожидании начала мероприятия или каких-либо интересных событий приходится совсем недолго. Матео успел лишь обменяться парой абсолютно бесцветных и дежурных фраз с теми сеньорами, что откликнулись на его предложения выпить - другие предпочитали пока держаться в стороне, да вскользь коснуться взглядом последнего гостя в маске. Силь был уверен, что маркиз здесь, в зале, под одной из масок, но пока не мог его узнать - тех, кто поодаль от него сидел, почти не касался свет свечей и от нарастающего волнения внимание лишь рассеивалось, и вот уже все маски казались абсолютно одинаковыми. Матео осушил до дна бокал любимого маркизом хереса, улыбнулся и отпустил себя и пустые тревоги - он решительно был настроен насладиться прекрасным вечером.
У Меркадера был шанс расспросить сеньора Хименеса с пристрастием: за чем и почему и, конечно, тот бы не ответил, да ещё обиделся бы, что он не поддержал его затею. А потому он не стал терзать Энея расспросами и испытывать его терпение, и как всегда с готовностью принял его правила. И, положив руку на сердце, стоит сказать, что эта идея ему самому нравилась. Матео всегда был азартен, он страстно любил Игру с её правилами, запретами, тайными и интригами. И в эту ночь она обещала быть особенно захватывающей.
Дверь в зал наконец открылась. Меркадер был рад появлению прекрасной "распорядительницы вечера" - волнение и интрига заставляли сеньоров держаться сдержанно, даже скованно, мучатся догадками и ожиданием. Его и самого съедало любопытство, нетерпение и жажда новых ощущений в непредсказуемой игре.
Виконт поднялся, приветствуя вошедшую сеньориту, легко поклонился, улыбнулся. Выйти за грани? - звучит более чем заманчиво. - усмехнулся, не давая своей бурной фантазии разыграться прежде времени.
Сеньорита стала обходить маски, совершая пресловутый обмен. Матео следовал за нею взглядом, задерживая внимание на гостях: кто-то держался сдержано и прямо, будто на параде, другой пил не торопясь вино, третий - так же как и виконт, разглядывал гостей, пытаясь угадать другого. 
Когда настала его очередь, протянул сеньорите Приглашение, а на ладонь лег объемный перстень с цифрой двенадцать на верхушке. Как ещё маркиз мог пожелать удачи виконту, кроме как подарить ему его счастливое число? Матео улыбнулся, надевая кольцо на безымянный палец. За ним свои перстни взяли "шут", колпак которого был более чем красноречив, высокий сеньор и юноша, судя по гладкой кожи подбородка, который казался более скованным, чем остальные.
"Окольцевав" всех присутствующих, сеньорита разделила сеньоров согласно первой и последней букве греческого алфавита и огласила первое задание. Стихи? Вы шутите! Не слишком просто? - улыбнулся виконт, но заметив смятение других сеньоров, задумался. По большому счету им предстояло написать посвящение, почти признание совершенно незнакомому человеку, да ещё в маске. Матео рассудил, что у него, пожалуй, вышла бы ода плащу иль сапогам. Но чаша сия его пока миновала и выпало ему быть предметом восхищения.
Получив задание, сеньоры заметно оживились. Виконт, следуя их примеру то же отправился на поиски своей пары, в глубине души надеясь, что ему выпал маркиз. Сомнений, что он его узнает, поймав лишь взгляд карих глаз, услышав слово или просто вдохнув любимый аромат, не было. Конечно, такая удача была бы несправедлива к другим гостям, но в это мгновение Матео было все равно.
И где же моя Альфа? - вздохнул он, миновав двоих сеньоров и получив лишь отрицательный ответ и ни намека, кто под плотной маской. Уже нашлись и пары, и заскрипело нетерпеливое перо по чистой девственно бумаге, а номер семнадцать все не находился. Последняя попытка! - решил Сильвано для себя и подошел к молодому человеку, которого приметил во время раздачи перстней.
- Позволите, сеньор? - спросил негромко он, легко коснулся пальцев и, поймав руку, к себе приблизил и взглянул на цифру.
- Семнадцатый! - Матео лучезарно улыбнулся, не скрывая ни радости от долгожданной находки, ни удовольствия от того, что его партнером оказался симпатичный юноша. Почему то в том, что обладатель красивых серых глаз, завораживающих своим мерцанием в свете свечей, привлекателен, виконт не сомневался. Досада, что это не Эней кольнула неприятно, но Сильвано не собирался портить настроение и игру ни себе, ни своему партнеру. В конце концов вечер только начался и кто знает, какие ещё сюрпризы он таит. Поймав взгляд своей Альфы, Меркадер легко поклонился и мягко коснулся губами перстня с цифрой семнадцать, накрыл его ладонью, удерживая на мгновение руку незнакомца в своих. - На удачу. - тепло улыбнулся виконт.

Отредактировано Матео Меркадер (2016-04-03 07:37:39)

Вечер только начался и благородные господа уже собрались. Кто-то еще подтягивался, кто-то явно опаздывал, но основная часть была здесь. Кто же в этом городе откажется от такого соблазнительного мероприятия и приглашения? Рамон усмехнулся про себя, стараясь найти среди такого разнообразия масок лишь одну. Такую родную, близкую и в тоже время такую далекую, ибо страх в ее глазах виднеется каждый день. Перро прищурился, когда дым от факелов касался его глаз, идя близко со стеной, пытаясь обойти всю толпу разом. Не получилось - Рамон наткнулся на кого-то, кто так же как и он искал в толпе знакомые глаза. Войдя в толпу, телохранитель слегка задел одного сеньора, тут же повернулся и встретился с его глазами. На несколько секунд замер, вглядываясь в радужки, запоминая их и запах незнакомца, сам не понимая для чего и с чего вдруг. Едва кивнув, в качестве извинений, отвернулся и двинулся вперед в поисках брата. Еще несколько шагов и цель была достигнута. Даже в этой одежде, в этой маске Рамон прекрасно понял и учуял, что перед ним стоит его маркиз, его брат. Тихое рычание медленно вырывалось изо рта пса. Обнаружить здесь дорогого человека тяжело далось - телохранитель первым порывом хотел сорваться с места и увезти сеньора Хименеса подальше отсюда, особенно вспоминая прошлое подобное мероприятие. Но... Пёс есть пёс. Он служит Дону, семье и маркизу. А значит, пока не было приказа...
"К черту подобное"
В мыслях мгновенно послышался звук хлыста. Рамон скривился.
Нельзя.
Пёс сделал шаг вперед, решив встать позади брата, чтобы в случае чего как-то помочь ему. Но судьба решила по-другому - игра началась. Сеньорам раздали перстни с номерами, раздали каждому по титулу - Альфа и Омега. Рамону достался титул Альфа. Краем глаза заметил, что брат не с ним по жребию. Очень жаль. Сангриенто неосознанно посмотрел в другую сторону, туда, где стоял человек, которого он задел: у сеньора оказался тот номер для которого Перро является Альфой. Приподняв бровь в легком удивлении, Рамон осматривал человека с ног до головы. Стараясь какие-то детали для себя увидеть, отметить, запомнить и с помощью которых можно что-то сказать о человеке.
"Стихи для незнакомца?"
Закрыв глаза на пару мгновений, мысленно обдумывал задание. Выдохнул, но с едва заметной полуулыбкой, и увидев столик, на котором удобно стояли чернильница с пером и бумагой, присел за него. Строки из под пера побежали ровными строчками с аккуратным почерком.

"Из снежных тающих смерчей,
Средь серых каменных строений,
В туманный сумрак, в блеск свечей
Мой безымянный брат, мой гений

С годами в сумрак отошло,
Как вдохновенье, как безумье,—
Безрогое его чело
И строгое его раздумье."

В голове крутился еще один и Рамон не знал, писать ли ему еще, но все же решил продолжить - хуже от этого не будет.

"Собранье зол его стихия.
Носясь меж дымных облаков,
Он любит бури роковые,
И пену рек, и шум дубров.
Меж листьев желтых, облетевших,
Стоит его недвижный трон;
На нем, средь ветров онемевших,
Сидит уныл и мрачен он.
Он недоверчивость вселяет,
Он презрел чистую любовь,
Он все моленья отвергает,
Он равнодушно видит кровь,
И звук высоких ощущений
Он давит голосом страстей,
И муза кротких вдохновений
Страшится неземных очей."

Закончив с написанием и мысленно обращаясь к образу брата, свернул в трубочку письмо и обернул красной лентой, которую сорвал со своих волос. Только утром ее получил от своего дона Хименеса.
Свернутое письмо передал своему Омеге, кивнув с улыбкой. Вновь встретившись глазами с этим человеком, почувствовал интерес к данной игре.
- Прошу, сеньор, примите от меня строки. Надеюсь, на дальнейшую с вами... Игру. - Отдав бумагу с красной лентой, сделал шаг назад, почти теряясь среди других сеньоров.

"Инкогнито так инкогнито", подумал он за пару часов до того, как явиться в трактир "Лиса и виноград" и тщательно смыл весь ритуальный узор с лица. Теперь, в душных сумерках Старого Света, ретивый стражник мог бы отличить его от молодого испанца разве что по отсутствию седла на крупе коня, да длине прямых, как хлыст, волос, свободно развевавшихся под порывами нерешительного предвечернего ветерка.
В трактире все затихло. Перед бурей ли?
Местные сеньоры подчас не смелее того бриза, что едва шевелил воротник тонкой льняной рубашки индейца.
Впрочем, он не ради них сюда явился, а потому, что сеньоре Веласко нужна была помощь особого рода, которую не всякому доверишь.
Странник бесшумно поднялся по лестнице, придерживая укрепленный на широком ремне томагавк и семихвостку.
Из темноты прямо в руки прыгнул Кот.
Вместе они оглядели помещение, проследили за необходимыми приготовлениями к приему гостей и удалились в тень до поры до времени.
Гости начали съезжаться.
Сеньора Альба, замечательная красотка каких поискать - повезло же старому пирату - затеяла действо и умело руководила им, держа все в своих маленьких, цепких руках.
Лилась поэзия - у кого верткая и изящная как ящерица среди камней, у кого грузная, как след копыта бизона в мягкой топи водопоя, торопливо шуршали лапки перьев по бумаге - нервная тишина постепенно оживала.
И теперь настал его черед.
Странник неспешно явил свету свечей свои шесть с четвертью футов роста и всего того, что подозревали и опасались в пришельцах из Новых Индий, оставив себе лишь клочок тени на плече, который тут же вылупил внимательные желтые глаза с вертикальной черточкой зрачка на собравшееся общество.
Ритуал игры с судьбой не терпел суеты и небрежности.
Вначале искателям приключений предложили игральные кости - выточенные будто из туманного утра, с четкими палочками цифр на трех сторонах - и то, насколько сильно они будут искушать судьбу, определилось.

Кот переступил лапами, а человек лишь дернул бровью и переглянулся с хозяйкой трактира.
Баловни. Даже провидение их бережет.
Настал черед магического таинства.
На стол были выложены пять крупных многогранников - черных алмаза и Странник, бросая их по очереди, задавал каждому из них вопрос на канувшем в реку времени диалекте.
Грани торжественно играли бликами далеких миров, а глубокий девичий голос Альбы Веласко зачитывал сеньорам приговор.

Едва затих мелодичный голос и гулкий перестук камней, помощники сеньоры раздвинули тяжелые портьеры цвета ночи и явили гостям целый альков, который удовлетворил бы требованиям столичного театра - были там сундуки, наполненные ворохом многоноцветного разнообразия и острыми оконечностями, угрожающе стремившимися вверх, были, таинственно прячущие в тенях свое назначение орудия, похожие однако на те, что возбуждают либо усмиряют плоть.
Странник негромко присвистнул и снова оглянулся на хозяйку.
"Расстарались Вы, сеньора. Надеюсь гости не заставят пожалеть о тщетности усилий", - мысленно пожелал он успеха Альбе и затеянному мероприятию.

Рамон Сангриенто
Дон Руэда пользовался чужим приглашением столь же вольно как и своим, то есть абсолютно без зазрения совести и даже без зачатков чести. Хотя, если честно, озвученные в записке условия вряд ли предполагали, что под маской внезапно прячется честь. Невольно он перевел взгляд на человека, который наиболее соответствовал образу сегодняшнего вечера, и, в отличие от остальных собравшихся, взирал на мир с широкой нарисованной улыбкой. Кайо склонил голову, делая глоток вина и, вероятно, именно этой секунде задумчивости был обязан чувствительной встречей с чужим плечом. Он вскинул глаза, рассыпаясь в витиеватых извинениях, однако задевший его кабальеро уже рванулся вперед, намереваясь скрыться в негустой толпе. Кайо аж языком цокнул, наблюдая за усилиями, и исключительно поэтому отметил пристальный, слишком даже пристальный интерес незнакомца к одному из приглашенных.
“Ну”, - подначил мысленно, - “давай качнись еще ближе, или это будет совсем уж несправедливое распределение плеч”.
Вино все еще бродило по жилам легким хмелем, и новый бокал лишь добавлял этому хмелю глубины и настойчивого соблазна ерничать, поддавшись извечному своему желанию спровоцировать мир на что-нибудь такое этакое. Впрочем, этакое произошло не дожидаясь, вежливо подвинуло запаздывающего дона Руэда с дороги его помыслов, и случилось прямо тут, шурша пышными юбками и завораживая низкими обертонами смыслов.
“Вот как”, - подумалось отчего-то сухо, скучно, как будто невидимый счетовод перебросил кругляшки с одного края доски на другой, - “стихи значит. Значит мне. Дождался таки на старости лет.”
Он кинул в рот оливку и с удовольствием прижал ее языком, вытаскивая конверт из-под ближайшей к нему бутылки и заодно оккупируя столик. Плеснул в бокал еще и вчитался в текст, задумчиво прокручивая перстень на пальце. Серебро - хороший вариант, при случае можно будет загнать за несколько скудо и решить проблему с жильем в ближайшие пару дней, пока Фортуна не вильнет игриво юбкой, поднимая подол и обнажая отнюдь не зад.
Впрочем, и здесь его задумчивость нарушили, причем все тот же настойчивый господин, и взгляд снова был вскинут, рождая де-жа-вю. «Де» обернулось удивленной улыбкой, опять в спину, да что ж за черт, гоняться что ли за стеснительным поганцем, «жа» - хрустнуло плотной бумагой, срывая скрепляющую ее ленту, «вю» - с французским прононсом истаяло легким выдохом после первых строчек. Нет, никак это было не «вю», или это было «вю» меньше всего относящееся к стареющему ехидному бретеру, пьянице и… и Кайо поперхнулся на словах «безрогое чело». Поперхнулся, поустойчивее ухватил бокал и перевел затуманенный взгляд на противоположную стену. Нет, ну правда, господа, ведь не может это быть о нем. Хотя … На всякий случай потрогал висок, скользнул ладонью по волосам, приглаживая возможный беспорядок и проверяя украдкой. И впрямь безрогое. И не поспоришь же. За поэтами правда.
Меж тем второй стих явно противоречил первому. Если не по физическим признакам, то по сути. Зато … зато, нашелся Кайо, чистую любовь можно презреть, нам подавай грязную. Хотя, если грязную, то отчего уныл. Слишком грязная? Или, допустим, он отвергает все моленья о грязной любви и таким образом лишен обоих разновидностей? Философия, сплошная философия.
Меж тем его альфа, пиит и певец его пороков уже практически скрылся за столиками, но Кайо все же нашел его взглядом и улыбнулся задумчиво. Вино в крови вскинулось гончим псом, требуя добавки.
А дальше было интересней. Мистерия, сеньоры мои, сплошная мистерия творилась в этом заведении. Темнота родила высверк янтарных глаз и оружия. Оружие дон Руэда заметил сначала, тень на плече высокого незнакомца потом. А еще дальше взгляд выхватил и длинные волосы и чуть плоские черты лица. Человек с Котом положился на магию, обращаясь то ли к богам, то ли к духам полуночи и настойчиво требуя ответа. И ответ был получен.
Кайо очень сильно интересовало это какому же зловредному духу понадобились эрогенные зоны его Альфы, но видно это сакральное знание следовало добыть и поднести на блюдечке. А то боги злы, один раз не найдешь - никогда не найдешь. И ни у кого. И будет уже не до любви, да.
Он поднялся со стула, выцеливая взглядом своего суженного на ближайшую склянку. Вот он, не успел далеко уйти, буквально в шаге, одиночество, вопиющее одиночество среди толпы. Кайо встал рядом, плечо к плечу и задумчиво оглядел зал. Пары не успели еще сформироваться и велением судьбы-злодейки скоро будут вновь перетасованы. Напоминало commedia dell’arte, того и гляди Арлекин обернется Пьеро, а Изабелла - Коломбиной.
- Мое задание на этот тур, мой добрый друг - обратился он к своему … своему ли? невольному спутнику, чуть поворачивая голову и окидывая искоса насмешливым взглядом темных глаз - найти к чему влечет Вас Эрос. Пощупать, поглядеть вокруг, а вдруг влечет? А вдруг на деле? Вот скажем этот господин, - кивнул он на давешнего сеньора, с горделивой осанкой и профилем в чем-то схожим с профилем по-соседству, - влечет? Влечет - не будем спорить. Считать за номером один его пожалуй мы изволим.
Рука его скользнула за пояс обнажая кинжал, и лезвие прошлось опасной лаской, юрким зверьком, меж лопаток, добираясь до загривка и успокаиваясь между вторым и третьим позвонком, куснуло слегка, так, для пробы и вторая ладонь успокаивающе на предплечье, чтобы смирить желание всякого кабальеро сперва драться, а потом разбираться.
- Позвольте мне вести отсчет - выдохнул иронично, вполголоса, - нам цифра два уж дышит в шею, и дай-ка думаю проверю сколь горячо дыхание ее. А три, - поскучнев, - стандартно, скажем, пах. Давайте, я не буду щупать. А то любовь, она же - тра.. хммм... меня не манит по стихам, и я ее манить не буду.
Кинжал ушел из опасной зоны, канул в небытие вместе со своим владельцем, будто и не стояло никого рядом.

Отредактировано Дон Кайо Руэда (2016-04-07 07:05:23)

Рамон взглядом следил за реакцией незнакомца, выявляя для себя какие-то черты, какие-то движения, которые бы выдавали чувства. И пёс оказался прав – удивление первое, что было заметно даже в такой темноте, в таком сумраке. За удивлением была и заинтересованность, и задумчивость.
В свете факелов лицо сеньора приобрело разные очертания: приятные, новые, неожиданные. На несколько минут Рамон залюбовался этим человеком, его фигурой, его осанкой, что выдавали в нём, по мнению пса, принадлежность к аристократии. Несколько минут Рамон впитывал это новое существо. И лишь спустя это драгоценное время Сангриенто понял, что его мир, его вселенная, его мысли не крутились вокруг брата.
«Так быть может, и стихи написаны для этого сеньора, а не для маркиза?»
Буквально на миг отвел глаза от своего Омеги и вновь вернулся к нему,  как раз когда Омега сам искал глазами Альфу. Это всё была лишь одна большая игра, но она уже заинтересовала и заинтриговала телохранителя семьи Хименес, в голове которого на предательскую секунду мелькнула мысль о том, чтобы принять дар его Дона. Нет, не ради этих странных глаз, что так привлекли внимание, но... Сбросив подобные мысли, Сангриенто, тихо зарычал, забывшись и почти вынув из-за спинных ножен кинжал. Но приближающийся Омега остановил невольно сие движение рукой. Рамон убрал кисть из-за спины, следя напряженным взглядом за сеньором, который уже стоял так близко. Его лицо удачно было немного расслаблено, губы улыбались, глаза сверкали. Словно человек был в своей тарелке и всё это окружение – его стезя. Рамон усмехнулся. Ему было чуждо подобное, как собрание, так и тематика. Но вот за братом он пойдёт хоть на последний круг Ада.
Несколько кривой оскал вышел у Сангриенто, несколько наглый взгляд его глаз, которые всматривались в глаза напротив. Человек заговорил. Приятный голос, приятная интонация и... Рамон резким движением головы повернулся в указанную сторону. Туда, где стоял брат. Пёс удивленно посмотрел и разозлился на себя. Слишком заметно было его движение к маркизу, слишком явное влечение, которое так легко сумел разгадать сеньор. Взгляд вернулся к нему как раз в тот момент, когда Омега вынул кинжал и направил его в сторону Рамона, который лишь усилием воли заставил себя остаться на месте и не выбить оружие из рук, понимая, что движения партнера не так точны, если бы он хотел убить, не так быстры. Лезвие, словно язык пламени, лизнуло позвоночник, поднялось, минуя лопатки и остановилось на загривке.
«Чееерт...»
Тело покрылось мелкой дрожью и испариной. Рамон облизнул клыки, оскаливаясь. Нет, то было не возбуждение, то было воспоминание. Не самое возбуждающее, не самое приятное, оно касалось наказания за невыполнение приказа. И Дон тогда его знатно наказал. Сангриенто закрыл глаза, чтобы успокоиться и не сорваться, помогло ему остаться в сознании и то, что сеньор положил руку на плечо телохранителю. Рамон открыл глаза, замирая в дыхании, ожидая продолжения напряженно и сдерживаясь, чтобы не дернуться. Но Омега вовремя убрал кинжал и сам исчез, оставив после себя шлейф воспоминаний и своего запаха. Альфа запомнил те черты, которые успел приметить, которые заинтересовали. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что в будущем данного сеньора можно будет поискать. Увидев его один раз, он запомнил, и найти уже не составит труда.
Рамон повернулся в сторону туда, где брата заприметил. Его фигура, словно огонь среди тьмы, видна Сангриенто, словно яркая звезда на небосводе. Телохранитель закрыл глаза – здесь странные ароматы витают, раз его на подобные мысли повело сознание...

Флавио Коста
Миссия Омеги пред Альфой
-Коль саван ваше бы венчал лицо,
То наплевать уж было б на кольцо, - злые черти предстоящего разврата плясали в глазах тринадцатого номера. Он улыбался улыбкой хищною, завораживающе-притягательной, словно хотел заманить птичку в свои сети, словно и позабыл вовсе, что не он в их странной масочной паре ведомый.
Мальчишка понравился Шуту. Почему мальчишка? Потому что именно так захотелось Омеге окрестить своего визави. Отчего-то казалось Шутовскому колпаку, что Альфа его носит не одну маску, что случайно проник он на дорогой бал и пытается теперь приспособиться к его обитателям, да так, чтобы шкура не сильно пострадала. Выпитая бутылка отменного хереса так и подмывала расшаркаться пред «господином» своим и томно прошептать, мол, как вас я — шут гороховый — понимаю! Но не пристало графу так себя вести вне зависимости от употребленного литража.
Десятый отпрянул от Шута, отпуская его запястье, на котором остались следы цепких крепких пальцев. Манящих жест театральной открытости — словно тот только что закончил монолог Гамлета — и Михаэль уже готов был в омут рухнуть с головой. А почему б и нет? А кто бы запретил? Но тут, откуда ни возьмись, словно призрак, возникла высокая фигура иноземца. И руки сами потянулись потереть глаза, чтобы убедиться, что видение — не результат алкогольных испарений, однако маска на лице встала на защиту призрака с котом, заставляя верить в чудеса.
Хозяйка трактира читала расклады и Михаэль с нетерпением ждал, когда же можно будет схватить сеньора Альфу за руку и уволочь прочь, в апартаменты, чтобы уединиться и на всю ночь предаться непотребствам. Однако святая Венера, у которой Михаэль ходил в любовниках, решила немного растянуть удовольствие и для начала «заморить червячка».
-Нет, вы только подумайте, - возмущенно хмыкнул Михаэль. - Ну, разве будешь одной виноградиной сытым? - он окинул свою жертву острым взглядом, облизывая с головы до ног. - Коль вы мой ужин на сегодня, извольте быть вкусным. Я постараюсь вам помочь...
Тринадцатый галантно снял с руки перчатку и протянул ладонь своей Десятке. А глаза карамельные блестели так, что увидь этот прищур кто-то из знакомых, и маска не стала бы спасением.
-Думаю, из-за одной виноградины нет смысла занимать целый номер? - аккуратно притянул юношу к себе, приобнимая за талию, словно девицу, тут же оценивая крепость тела и упругую напряженность мышц. Таков бывает скакун пред гонкой. Залюбовавшись теплым хмельным взглядом, что сверкал под маской, Михаэль довел своего Альфу до ближайшего не занятого столика и аккуратно уложил на прохладное дерево спиной, нависнув над жертвой, шепча в губы, едва не касаясь своими губами. - Покуда стол скатёркою накрыт, пора сервировать?
В уголках глаз снова сыграла улыбка, разметавшись лучиками морщин. Тринадцатый провел пальцами по рубашке оппонента, медленно пересчитывая пуговицы, начиная из-под горла и завершая свое победное шествие где-то в районе паха своего молчаливого собеседника.
Пальцы поддели нижнюю пуговицу, подковырнув ее, словно вишнёвую косточку, и разлучив с аккуратной петелькой. Легкое, словно случайное, касание кожи живота и снова уже знакомое препятствие. Дрожь? Нет, кажется не она. А скорее томительное ожидание, что же будет дальше.
-Вы знаете, - томно бормотал Михаэль, уже более откровенно трогая живот и грудь «Альфы-на-час», - Я подумал, что одной виноградинки в нашем диалоге будет маловато... - распахнул  рубашку на его груди, оценивая всю рельефность декораций, по которым предстоит катать ягоду. - Ммм... И решил добавить кое-что от себя...
Тринадцатый шепнул что-то тени слуги госпожи Веласко, и тот моментально принес поднос с нехитрыми ингредиентами. По четырем сторонам света лежали кисть винограда, уже ошкуренные грецкие орехи, кусочки сыра и небольшая пиала с жидким и кристально чистым цветочным медом. В центре лежало мокрое теплое полотенце.
-Итак, приступим, коль вольности мои вам не страшны? - не дожидаясь ответа, Михаэль обмакнул в меду два пальца, тут же занося ладонь над обнаженным телом. Откровенно липкая струйка радостным янтарём легла сперва на дорожку из жестких волос внизу живота Десятого, и только после этого упругими каплями нашла покой в ложбинке пупка. - Считайте меня гурманом или извращенцем, но так вы выглядите еще аппетитнее, - мягким шепотом проговорил Омега, тщательно вытирая полотенцем руки, давая своему великомученику привыкнуть к ощущениям. - Возможно, виноград будет даже лишним. Будь моя воля, я бы вас и просто перемазанного мёдом облизал.
Раскладывая внизу живота, вдоль самой кромки ремня, орешки и кусочки сыра, Михаэль, с улыбкой настоящего ценителя вкусных извращений, наблюдал за тем, как обнаженный до пояса Альфа подрагивает от прикосновений. Шут наклонился над лицом партнера, через глаза заглядывая в душу, и выдохнул горячим шепотом, облизнув поалевшие губы:
-Не...верю...
Прохладная ягода спелого красного винограда легла солнечное сплетение юноши, прекрасно входя в паз между намеченными от напряжения кубиками.
-Только не ёрзайте, не то мне придётся вас облизать неоднократно, - с угрозой в голосе заверил Тринадцатый и провел кончиком языка вокруг ягод, словно пробуя кожу послушного сеньора на вкус. Почти нейтральная, лишь чуть солоноватая, непривычная пока что языку. Не пахнет душистыми маслами или водами, скорее...не пахнет ничем. Михаэль хмыкнул и бросил пытливый взгляд на лежащего под ним сеньора.
Язык шута, юркий, горячий, совершенно бессовестный, а главное, никогда не упускающий своего, во всю скользил по животу Десятого, катая виноградину во вензелям, придуманной бурной фантазией. Когда скольженье кончика стало проблематичным, а зверский аппетит невыносимым, Тринадцатый закатил ягоду в, без сомнения, самый сладкий пупок на свете, надавив на нее, и тут же втянув в себя, вылизывая до последней капли мёд. Орешки и кусочки сыра пришлось собрать уже губами, мимоходом сцеловывая крошки с живота испытуемого.
-Ммм... - стон удовольствия говорил за себя. Михаэль поднялся, с наслаждением осматривая лежащее на столе тело, и промокнул полотенцем уголки губ. - Спасибо, было вкусно.
Шут протянул руку, предлагая помочь подняться со стола.